Полина была почти обыкновенной девочкой. Белобрысая, длинные светлые волосы, веснушки. Курносая. Озорная и любопытная. Всё как полагается для двенадцатилетней девочки.
Правда, Полину терзала одна необычная страсть.
- А вы знаете, - говорила она мне, едва появившись на пороге, - я вчера мёртвого жука видела. Прямо раздавленного. Он мне не подошёл. Я тогда другого нашла.
Взяла мамин нож, он самый тонкий. Ну вы знаете мою маму, - Полина горделив уусмехается.
Мама Полины - биолог. И знает свою дочь 12 лет. Поэтому среагировала на отсутствие особенного ножа мгновенно: отправилась искать дочь. Не сына, понимаете? Не сына.
И нашла. И изъяла нож. Этим Полина и гордилась: маминым умом и реакцией.
У Полины всё сводилось к любимой теме. Идём всей толпой на карьер, купаться. Казалось бы - иди да радуйся! Цветочки собирай. Веночки плести…
У Полины другой путь: она нашла перо птицы. И это сподвигнуло ее сообщить мне по секрету, что как раз на днях она нашла труп птицы. Видимо, галки. И вечером провела вскрытие. Да. Пересчитала все сломанные кости. И вытащила все не вылившиеся до той поры и местами целые внутренние органы. Полина тоже была биолог.
Предоставляете, как мне ее слушать? Мне жалко засохший цветок выбросить. Я отказалась от шкуры кенгуру, потому что будут над ней плакать: она погибла под колесами… Я не читаю постов про животных, я не смотрю каналы про животных: мне их смертельно жалко. И могу плакать два дня и проклинать человечество.
А тут - Полина. И ее неуёмное научное любопытство. То жука вскроет, то птицу, то погибшую кошку. А кому придёт рассказать? Маме, это само собой. А потом - мне. Потому что другие сразу хватаются за валидол. А я лицо держу и улыбаюсь. Даже вопросы задаю по теме беседы.
PS. Через годик Полину перекинуло в другую научную область: растения. Так и поступила в МГУ - на почвоведение (бюджет, а как же, победила в очной перечневой Олимпиаде).
Все люди странные. Каждого поскреби — и заблестит! Кто чем.
Вот, к примеру, были у нас соседи. Почти соседи, потому что временно снимали квартиру. Три мужика-вахтовика. А слышимость в некоторых домах сами знаете, какая.
И вот рано утром один самый ответственный будил всех, а конкретно - орал из кухни, чтоб шли чай пить. А куда им пить, если они ещё спят? Один, положим, всё-таки пришёл. Двое на кухне. И вот один из них берёт баян и начинает петь «О боже, какой мужчина…». Громко, с чувством, в шесть утра.
И если бы это было один раз… Это была система. Странно, что баян использовался только для утренней побудки. Больше мы, в квартире за стенкой, его никогда не слышали. Даже если мужики отмечали что-то и пели песни. Так они и пели без баяна — «а капелла».
Или вот дама со второго этажа. Одинокая стильная вдова глубоко пенсионного возраста. Даже, можно сказать, возраста дожития. Так вот. Летний вечер неважно какой температуры. Главное — не дождь. Эта дама лет семидесяти чинно выходила из подъезда при параде: голубые тени, румяна, красная помада. Тушь на ресницах, конечно. Соломенная шляпа и солнцезащитные очки на цепочке — ну а вдруг случится аномалия, и резко начнет светить солнце? В половине десятого вечера, ага. Вся такая нарядная, сарафан, правда, летний. Бретели тонкие, поэтому прочая красота (бретельки бюстгальтера и комбинации) тоже прекрасно видны.
И вот выходит эта дама в таком виде из подъезда, здоровается со всеми, кто сидит на лавочках, и идёт на пляж купаться. Да, в макияже. Да, без купальника, только сарафан с комбинацией скинет — и вуаля! А кто её видит, ночью-то? Это её слова. А и правда: до пляжа идти минут сорок степенным шагом глубокой пенсионерки. Пока дойдет — в августе, к примеру, уже стемнеет.
А в дождь она не ходила купаться — дорогу от дождя развозило так, что ноги разъезжались и у более подготовленных. Опасалась дама шмякнуться в глину в нарядном сарафане. Вот если был отвёз кто… Тогда бы да, купалась и в дождь.
Странная? Да. Замечательно странная. Ну и как про них не писать?
Перенос с капи почему-то не задался. Но раз речь пошла о хобби - напомню, как всё начиналось...
Озарения приходят внезапно, это все знают. И человеку, может, совсем не обязательно для этого трудиться.
Мне тоже повезло, и меня посетило озарение. Странное, конечно, озарение. Как будто больше ничего не осталось, берите, что дают.
В общем, оказалось, что я хочу резать по дереву. А куда резать? Профессия моя даже близко не около ножей. И даже не около дерева. Неинтересная, одним словом, профессия. Больше теоретическая.
И вот меня осенило. И я месяц хожу и страдаю. Потому как ни ножа подходящего, ни деревяшки нет.
Ладно. Знакомые, конечно, удивились такому желанию. Но, конечно помогли. Сказали: «Вот, мол, очень даже резчик по дереву. Ничего, что он бородатый, он очень довольно милый человек. Иди, научит. И ножик даст».
Пошла. Хотя и страшновато, мужик-то на лесника похож, а потребность в резании дерева сильнее.
Прихожу.
— Что, — говорит, — желаете? На досточке или так, как бог на душу положит?
— Хочу, — говорю, — и всё. А как не важно. Начинайте, — говорю, — учить.
— Вы, — говорит, — должны понимать такое, что вы можете остаться натурально без пальца. По первости, — говорит, — такое бывает.
— Не извольте сомневаться, — отвечаю, — пальцев-то у меня не две штуки. Авось и хватит на обучение.
Порешили. Даёт он мне нож. Резак называется. И даёт деревяшку.
— Начинайте, — говорит. — Вот этот палец, к примеру, сюда, а вот этот так расположите. И того. Должно получиться, ежели не дура.
Всё моё прошлое историческое развитие неоднократно показало, что, бывает, и дура. Но бородатому мужику с ножом я, конечно, ничего не сказала, а стала делать, как он говорит.
Раз делаю, два. Гляжу, вроде и стружка пошла. Сдвинулось дело. Дал мне мужик чурочку, рисунок, резак и отправил домой. Развивать навыки.
— Сделайте, — говорит, — к примеру, мне вот такое к следующему разу.
И тычет пальцем в рисунок. А там, извините, человек. Нос у него, голова, все как положено.
— Я, — говорю, — конечно, извиняюсь. Я ещё, может, круглую голову делать пока не умею. А нос на квадратной голове смотрится неудобно. Нельзя ли без носа? Глаз хорошо, изображу.
— Нету, так нельзя, — говорит мужик, — нос должен быть обязательно. Это не какой-то там непонятный гражданин. Это, извините, богиня Макошь. И тут своеволие не приветствуется. Вот тут на чертёжике всё нарисовано: сначала делаешь так, потом отфигачишь тут. Потом подравняй, это всё-таки божественная личность, тут надо строго. А потом, — говорит, приноси. Я посмотрю.
Я, может, ничего не поняла, Но домой пошла. С чурочкой и чертёжиком. И начала резать. Конечно, не со всей дури: богиня всё ж таки. Понимать надо.
Режу час, режу два. Гляжу, толку никакого: не проглядывается божественная сущность. Ладно, думаю, пойду поем. Сил прибавится, тогда, может, и дело интересней пойдёт.
Не пошло. Видимо, не в этом дело было.
А в чём?
Пошла к зеркалу поглядеть, как глаз, к примеру, выглядит. Вот тут надо отрезать, вот тут не надо. И плечи. Плечи отпилить. Ну, то есть не плечи, а деревяшку наш плечом. Что её ножом-то колупать? Расстройство одно.
Так и ходила два дня к зеркалу — глядеть, что и где отрезать и как оно расположено. Получилась, мало что не богиня, а какая-то девка деревенская. Курносая. И руки не то чтобы аккуратные.
Хорошо. Через две дня принесла мужику на осмотр. Мужик смотрел-смотрел, вертел-вертел да и говорит:
— Вон морилка, вон лак, крась. Поинтереснее, — говорит, — будет. А то пока я не могу признать божественную личность в полной мере.
Покрасила. Снова подаю на рассуждение.
— Вот теперь, — говорит мужик, — несколько другое дело. Мастерства, конечно, нет, но уже видно, что не лягушка какая. Макошь и есть. Я, — говорит, — её в дальний угол поставлю. Авось, не увидят. А ты иди снова режь. Мужика теперь, к примеру, можно. Да хоть бы лешего какого. Или домового. Там разберемся, на кого он обличьем похож будет.
Куда он поставил эту первую поделку, мне неизвестно. Это я не могу сказать. А через три месяца принес мне заработок: пятьсот рублей. Купил её кто-то. То ли подумал, что это какая несчастная святая. То ли Макошь в самом деле такая и была — внешностью обделенная и с неровными руками.
Я, если честно, мало знаю. Как человек пугливый и стеснительный, всегда стараюсь избежать, так сказать, ситуаций. Чтоб потом не дай бог кто. Или кому. Опасаюсь, в общем.
Но, конечно, ситуации случаются. Сколько ни осторожничай — а окружающее население может подложить свинью.
Иногда особо важную свинью. Или по особо важным делам, как-то так. Извините, если кто из таких.
Теперь уже можно об этом говорить. Много лет прошло, и дискредитацию органов мне приписать сложно.
В общем, подруга пригласила меня на свадьбу. И велела быть свидетельницей. Подружкой невесты то есть. Ну, вы знаете: причёска, ногти, глаз замазан тушью, и, конечно, свидетель. В качестве кавалера на два вечера.
Причёска ничего так получилась, прочная: если сдвинулась с центра головы — можно поправить одним движением. Хоть головы, хоть руки: там же бетон. Из лака, волос и стараний парикмахера. С глазом тоже очень хорошо получилось: глаз и без того навыкате, так что лёгкой покраски оказалось достаточно, чтоб глаз выделялся на плоскости лица.
А вот свидетель был куда загадочней: мне про него сказали, что он нормальный и будет меня защищать. Очень в этот момент хотелось поинтересоваться — от кого? И не стоит ли в целях безопасности заболеть и пропустить мероприятие?
Но, конечно, не пропустила. Пошла свидетелем. Вот жених, вот невеста, вот — свидетель на два вечера. На первый взгляд ничего так мужчинка — ростом с меня, крепенький. Опять же — белобрысый, что определённо внушает доверие. В рубашке и галстуке — все как положено.
Хорошо. Начали праздновать. Фотографироваться и вообще — отдыхать. Этот свидетель оказался как будто стеснительным: меня не замечал, со мной почти не разговаривал, но и не шарахался, как от чумной. Уже хорошо.
Празднуем дальше. Приехали по месту банкета: в частный сектор южного города. Тут жила мама жениха, тут жених родился и обзавёлся друзьями. В том числе вот этим робким свидетелем. Но, однако, вокруг много и вовсе не робких граждан. И когда начались танцы, я поняла, что перманент и выпуклый глаз вкупе с нарядным платьем привлекают этих мутных личностей. А алкоголь внутри организмов делал эти самые организмы особо активными: они толклись рядом, пытались обнять, поцеловать и вообще — утащить в тёмный угол.
Я, конечно, сопротивлялась аккуратно, чтоб, значит, не раздражать озабоченных граждан. Свидетель вяло плясал тут же, внимания на инсинуации местной фауны особо не обращал. Так, иногда поглядывал и усмехался.
Мне это показалось обидным: как ни крути, а мне обещали защиту и ограждение от всяческих неприятностей. А он вон — и не думает ограждать. Смешно ему. Я решила, что мне безопасней будет всё-таки за столом, с невестой и женихом. И с остальными более-менее спокойными гостями.
И нет бы уйти молча! Так нет — взыграла обида:
— Ну раз такое дело, — говорю я, — раз меня никто не собирается ограждать, раз все тут такие пугливые — я отсюда удаляюсь. Раз вам боязно защитить даму — то и пляшите тут с этими агрессорами, и обнимайтесь с ними — раз они вам так нравятся!
И пошлёпала в соседнее помещение, где были накрыты столы.
Иду и слышу — кто-то с рёвом за спиной топочет. Думаю, может, что-то случилось? Может, думаю, драма на улице и человек бежит рассказать всем? Оглядываюсь… А это за мной несётся «защитник»! В общем, тот самый робкий мужчинка. А теперь он был вовсе не робкий: морда красная, перекошена, кулаком размахивает, орёт громко и не совсем понятно. Видно, что человек разволновался. К тому же очень нетрезвый человек. Язык немного заплетается. Но передвигается мужчина бодро. Бодро, а главное — за мной.
Я, конечно, несколько растерялась вначале. Но, вы понимаете, мужик под градусом, опять же крепкий, и кулаки… Я решила, что если его не остановить — он меня, натурально, побьёт. А то и вовсе того… Омрачать всеобщее веселье своим незапланированным трупом мне показалось неуместным. Я была вынуждена принять меры: схватила двумя руками первый попавшийся предмет мебели и обрушила на потенциального убийцу.
Предметом оказался сервант.
Небольшой такой, всего метр пятьдесят высотой. И это на ножках. Это был раритет семидесятых годов прошлого века. Сервант небольшой и лёгкий. Упал аккурат на преследователя. Преследователь хоть и потерял берега по неизвестной причине, сервантом был решительно остановлен. Знаете ли, даже если ты нервная личность — поток стратегического запаса семейного хрусталя и фарфора несколько отрезвляет. И даже кое-где мешает передвигаться. Особенно если сверху — сервант. Свадьба, конечно, несколько замялась, но, впрочем, ненадолго: какая свадьба без драки? А раз драка закончилась — чего тут и спорить-то: наливай.
Налили. Выпили. Прибрали сервант на место, битые раритеты — вынесли вон.
Сидим, радуемся новой ячейке общества.
И вот когда все успокоились, правда-то и открылась.
Робкий свидетель оказался следователем по особо важным делам, то есть исключительно серьёзный человек. Ему и доверили охранять ветреную подружку невесты — меня то есть. Случись чего, не приведи господи (дамочка на язык несдержанная), чтоб, значит, никто не обиделся, и ничего не случилось. Контингент, то есть, предполагалось сдерживать в их всяческих агрессивных порывах.
Но контингент-то в основном местный, кто такой этот самый свидетель — знают. А может, и встречались непосредственно у него на работе, непосредственно по убойным делам, тут мне неизвестно. А только все вели себя предельно осторожно, чтоб не дай бог этот робкий на вид важняк не осерчал.
А с другой стороны — он мне даже не улыбался и вообще — игнорировал. И контингент решил приударить за ветреной подружкой невесты.
А потом я совершила ошибку — прилюдно объявила, что защитник из него никакой, а может даже и пугливый. И ушла. И этот «защитник»-неудачник бросился за мной чтобы:
— во-первых, указать, что он не из пугливых;
— во-вторых, чтоб вернуть меня на танцпол для продолжения увеселений.
А поскольку алкоголь несколько затруднил вербальную коммуникацию — погоня вышла устрашающей. И привела к недоразумению.
Впрочем, как сказала хозяйка дома, хрусталя там было всего ничего — всё уже на столе. А фарфор на кухне — приготовлен для чаепития. Пострадали сущие мелочи и стекло в серванте. Важняк не пострадал. Что характерно.
Все сделали выводы, обещали перевоспитаться.
Впрочем, на второй день очень нетрезвый важняк снова гонялся за мной и обещал набить морду. Уж и не помню за что. Может-таки выводы я сделала неправильные и снова обидела человека. Тут уж не могу сказать.
А так как сервантов не напасёшься — я скрылась от представителя органов в переулке и уехала домой. Догуливали без меня.
И знаете, так получилось, что больше на свадьбах я не гуляла. Вроде бы.
А тебе вот, на))